Законопроект «О полиции»: полицейское государство, оккупационная армия или просто политическая могила Медведева25 АВГУСТА 2010 г. МИХАИЛ ДЕЛЯГИН
РИА Новости

Внимательное чтение законопроекта показывает: его суть — беспрецедентное даже для времен сталинского террора расширение прав сотрудников органов внутренних дел при одновременном размывании оснований для их действий. Это не только объективно способствует существенному сокращению прав граждан, но и создает условия для еще большего углубления и развития основных болезней МВД (и всего госаппарата) — коррупции и глубочайшего презрения к этим самым гражданам.

Весьма характерно, что любое действие сотрудников органов внутренних дел (даже заведомо преступное) объявляется законным, а требование — обязательным к исполнению до решения суда (ст.32, п.2).

Существенно — до фактической отмены норм о неприкосновенности жилища — расширяются права по проникновению в них.

Полицейские получают право проверять любые документы граждан (а не только удостоверения личности) практически по своему усмотрению.

Полицейские получают право изымать любые документы и проводить проверки финансовой деятельности юридических лиц (при, понятно, полном отсутствии квалификации); банковская и налоговая тайна в их отношении, по сути, полностью отменяется. Эта мера сама по себе способна без всякого глобального кризиса полностью уничтожить российскую экономику в результате разгула узаконенного произвола полицейских, однако они получают еще и новую кормушку: теперь они могут проверять степень защищенности любых объектов от потенциальной террористической угрозы (и это при живом ФСБ!) — масштабы вымогания денег тоже понятны.

Полицейские получают право пользоваться чужой связью в служебных целях даже вне особых обстоятельств и при наличии своей — просто по желанию; тем самым им, по сути дела, предоставляется право конфискации имущества граждан и организаций (пока ограниченное исключительно сферой устройств связи).

Защита интересов граждан России при взаимодействии с полицейскими (например, право быть предупрежденными перед открытием огня на поражение) не только «невозможна» (что понятно), но и «неуместна». Полицейские получают юридическую возможность поощрять пытки граждан России — правда, лишь в том случае, если они осуществляются не для достижения той или иной конкретной заранее поставленной цели, а просто так, «по приколу». Однако мы знаем из милицейской практики, что подобные действия имеют весьма широкое распространение.

И, наконец, методы и способы действия полиции (например, применение пыток) прямым указанием законопроекта полностью выводятся из сферы прокурорского надзора.

Весьма существенно ограничивается и гласность: полицейские утрачивают право публичной критики руководства и даже право огласки характера своих действий, а доступ граждан к информации, вопреки официальной пропаганде, резко ограничивается: теперь мы будем иметь право просить о предоставлении лишь «непосредственно» касающейся нас информации. А касается нас та или иная информация «непосредственно» или лишь «опосредованно» (и во втором случае в доступе к ней можно законно отказывать), будет в каждом конкретном случае решать каждый конкретный милиционер.

При этом получать информацию об органах внутренних дел будут преимущественно аккредитованные при них журналисты. Стороннее же «вмешательство» в деятельность полицейских — под которое, как показывает практика, легко подводится и простое информирование населения об этой деятельности — прямо, категорически и полностью запрещается законопроектом.

Полицейский получает право не разъяснять свои действия гражданам (мол, он «стремился» действовать по закону, но у него не получилось), не представляться и не предъявлять документы, даже если он ограничивает их права и даже если он одет не в форму, а в гражданскую одежду. Понятно, что предоставление таких прав полицейским даст огромные возможности обычным бандитам, не являющимся сотрудниками полиции, действовать в их качестве.

Беспрецедентное расширение прав превращает в фикцию идею общественного контроля за деятельностью МВД — за исключением совета при Министре внутренних дел, все нижестоящие общественные советы формируются самими полицейскими и потому обречены быть не более чем декорацией.

Законопроект безграмотен юридически: вместо общепринятой формулы «действующее законодательство» используется словосочетание «федеральный закон» — один-единственный. Неясно лишь, какой именно: по смыслу текста подразумевается сам законопроект «О полиции», но он не регулирует ни один аспект, на которые делаются ссылки такого рода.

Законопроект «О полиции» представляется попыткой создания полицейского государства для более эффективного подавления стремления граждан России к обеспечению своих неотъемлемых конституционных прав и законных интересов.

Представляется, что он в полной мере отражает нынешнюю корпоративную культуру МВД и является простой попыткой ее расширения и увековечивания. Похоже, этот законопроект писал некий современный майор Евсюков — еще не нализавшийся ЛСД (или что он там употребил) и пока не устроивший бойню, но уже заботящийся о своих будущих правах. Ведь в рамках данного законопроекта жертвы Евсюкова, пытаясь увернуться от его пуль и спрятаться от него, совершили как минимум административное правонарушение!

Законопроект весьма убедительно выражает некую коллективную манию величия: начиная от юридического оформления установки многих «оборотней в погонах» «все, что я делаю, законно, потому что это делаю я! Закон — это я» до введения пожизненного звания «младший сержант полиции в отставке».

Законопроект выражает юридическую безграмотность, ставшую, насколько можно судить по ряду дел (в том числе Ходорковского и Лебедева), нормой в современной «правоохранительной» системе; это уже не злой умысел, а результат падения качества юридического (в том числе милицейского) образования и, вероятно, массовой покупки дипломов.

С тактической точки зрения данный законопроект представляется еще одной попыткой дискредитировать и стереть из памяти общества советскую цивилизацию, реалии которой являются смертельным обвинением для современной коррумпированной, развращенной или просто бездельной бюрократии (в частности, созданная еще Временным правительством и ставшая затем советской милиция отличается от современной, насколько можно судить, как человек от обезьяны).

Принятие данного законопроекта лишит нас важного пласта исторической памяти, так как после переименования милиции в полицию автоматически окажется экстремистским целый пласт книг о Великой Отечественной войне, содержащих призыв к убийству полицаев или формирующих одобрительное отношение к таким убийствам.

Вбрасывание данного законопроекта в информационное поле именно в начале августа представляется попыткой отвлечь россиян от критики презрительно бездействовавших властей в условиях чудовищных пожаров и, по сути, длительной химической атаки на Москву и ряд других городов. Не стоит забывать, что эта химическая атака привела к гибели нескольких тысяч человек только в одной Москве, а вызваны были эти жертвы прежде всего осознанным уничтожением лесоохраны при принятии Лесного кодекса 2007 года, о чем уже тогда предупреждали специалисты.

Данный законопроект призван вывести МВД и, в особенности, его руководство из-под нарастающей и в основном полностью справедливой критики со стороны общества при помощи «смены кожи».

Наконец, профанирование «всенародного обсуждения» (этот термин уже активно используется официальной пропагандой) призвано легализовать вводимый этим законопроектом, по сути, режим чрезвычайной ситуации: мол, россияне одобрили, а все содержательные замечания учтены. Между тем обсуждение ведется преимущественно в Интернете (где активно присутствуют, что бы там ни говорили маркетологи, стремящиеся к завышению затрат на интернет-проекты, лишь около 10% россиян), оставить комментарий к законопроекту технически крайне затруднительно (и некоторые из них появляются на сайте лишь через две недели), а сам сайт зарегистрирован на анонимного пользователя, что также вызывает серьезные сомнения в его надежности.

Официальные лица заявляют о своем стремлении возродить отношение россиян к органам внутренних дел, памятное по детскому стихотворению о дяде Степе. Однако дядя Степа, как известно, был милиционер; полицейские же в современном российском общественном сознании — это те, кого вешали герои «Молодой гвардии» Фадеева.

Предоставление сотрудникам МВД права на полный произвол в отношении россиян в сочетании с присвоением им исторически маркированного названия создает реальную угрозу того, что активная часть российского гражданского общества — просто в целях самосохранения — начнет превентивно действовать в отношении них так, как подсказывает историческая память и опыт старших поколений.

В силу изложенного данный законопроект видится, как и предоставление исключительных прав сотрудникам ФСБ, сознательной и пока вполне успешной провокацией против президента Медведева, который, поддерживая его, своими руками разрушает свой либеральный имидж.

Еще пара подобных инициатив — и Путин будет выглядеть на фоне Медведева как радикальный гуманист и демократ, лишь в силу страха за семью и природной робости воздерживающийся от выхода на Триумфальную площадь по 31-м числам.

Кто знает, может, так оно и есть?

Автор — директор Института проблем глобализации, д.э.н.
Пистолет для учителя пения25 АВГУСТА 2010 г. ВЛАДИМИР НАДЕИН
РИА Новости
Милиция безнадежна. Проект закона болтлив и пуст. Реформой занимаются люди, внушающие уныние. Генерал Нургалиев делом доказал, что он делает то, чего делать не умеет. Президент Медведев охоч до новаций, но забывает о них быстрее, чем придумывает новые. Красноречиво зловещее молчание В. Путина, реального управителя страны. Вотчина В. Путина, несравненная Госдума, то ли отстранена, то ли отстранилась.

В этих условиях гражданское участие в обсуждении проекта закона «О полиции» выглядит нелепым. Ясно, что никаких серьезных предложений нынешнее руководство страны не примет. Совершенно независимо от произносимых слов, оно глубинно сознает свою институциональную ущербность, а потому нуждается в беззаконии много больше, чем в законе.

И все же есть, по крайней мере, два резона поучаствовать в обсуждении милицейских перспектив. Первый: нынешний режим скоропреходящ, а реформа всей правовой системы России никуда не уйдет и сама по себе не рассосется. Второй: не только лукавые кремлевские хмыри, но и некоторые нормальные люди грустно твердят, что ментовская проблема практически неразрешима.

А как же Грузия, Балтия, Польша? Как опыт десятков стран с нормальной полицией, которая уважаема и, без всякого преувеличения, любима гражданами? На это есть одно возражение, лживое, но принимаемое публикой на веру. Звучит оно так: так это же Россия! Здесь другой закон Ньютона, и газы при нагревании не расширяются, а воруются.

Не верьте, братья и сестры! Дело не в Ньютоне, а в Путине. Это он держит во главе МВД завравшегося и бестолкового генерала КГБ. Это он награждает очередными лычками питерского мордоворота, просто так, для личного удовольствия, избивающего мирного демонстранта. Это Путину принадлежит кретиническая сентенция, будто «милиция есть срез общества». Подразумевается: если в обществе есть насильники и мародеры, то и в милиции они представлены пропорционально.

Нам говорят, будто для реформы нужны огромные деньги, которых нет. Забудем про нефтедоллары, которые все еще обильно сыплются в кремлевский подол. Сегодня сводный коррупционный налог в стране сравнялся с её годовым бюджетом. Милиция – передовой отряд коррупции. Теневой бизнес московского ГАИ никак не меньше миллиарда «зеленых». (По данным фонда ИНДЕМ Г. Сатарова – более 3 млрд. долларов.) То есть деньги на полицию у России есть в изобилии, просто надо пустить их по иному руслу.

Нам говорят, будто одномоментное изгнание миллиона ментов поднимет в стране девятый вал преступности. Будто миллион субъектов, не умеющих делать ничего путного, склонных к насилию и привычных к оружию, создаст в России бандитский ад «похлеще 90-х». Логика дивная. Сегодня мы одеваем этот миллион, обуваем его, покупаем для него за свои деньги оружие и автотранспорт, создаем для них в суде особые привилегии, вручаем им, по сути, бесконтрольную власть над собою и своими близкими. Это ничего. Но если завтра отобрать у них халявное оружие и особые полномочия, если предоставить им возможность жить так, как живем мы с вами, то они обидятся и нам не поздоровится. Или все же лучше, чтобы преступное свое оружие они покупали на свои? И прятали его от завтрашней нормальной полиции, а не выставляли напоказ?

Нам говорят: да где ж вы её возьмете, эту завтрашнюю полицию? А главное: чем вы заполните зияющую брешь между гнусным сегодня и сверкающим завтра?

Вообще-то, практический совет есть у президента Грузии М. Саакашвили. У него получилось, а от добра добра не ищут. Но и грузинский вариант – вовсе не этюдное решение. Многие эксперты твердо убеждены, что критическим рычагом для эффективной правоохранительной реформы в России могла бы стать решительная либерализация прав на владение личным короткоствольным оружием. Если проще: права на пистолеты и револьверы.

Не хочу тратить ни буквы на споры «об оружии». Приведу только те позиции, по которым существует безусловная доказанность.

1. Стреляет не оружие, а люди.

2. Если обладание оружием преступно, то оно есть только у преступников.

3. Чем свободнее для граждан обладание оружием, тем ниже преступность.

4. Оружие – важный товар длительного пользования.

5. Производство оружия – перспективная отрасль народного хозяйства.

6. Право на оружие – одна из основных свобод личности.

Вероятно, найдутся и такие, кто станет оспаривать эти пункты. Общаться с такими типами безнадежно. Они невежественны, тупы и уже ничему никогда не научатся. Но есть миллионы людей, которых вот уже век травят подлой пропагандой. Эти люди искренне полагают, будто продажная и холопская совковая милиция хоть в чем-то лучше нормальной американской (бельгийской, канадской, испанской) полиции, честно и умело защищающей закон в полном согласии с гражданами своей деревни, своего города и своей страны. Эти люди думают, что у нас «такие просторы», «такая ментальность», «такое пьянство», что иначе все равно не получится. Что «нашему человеку» нельзя ничего разрешать, а пуще всего – самому себя охранять и защищать.

Только для таких сограждан, чистых душою, но с отравленными мозгами, приводится несколько выборочных данных об оружии в России.

Сто лет тому назад в России люди приобретали револьверы так же, как сегодня в Америке – через сеть специальных магазинов. Но, тем не менее, революционеры привозили его из-за границы тайком. Причина проста: зарегистрированное оружие мало пригодно для совершения преступлений. Оно имеет свой почерк.

После оккупации Германии в 1945-м солдаты привезли домой миллионы охотничьих ружей, которые, в свою очередь, были свезены в Германию немецкими солдатами со всей оккупированной Европы. По разным оценкам, в СССР было доставлено не менее 4,5 миллионов стволов. Первую, очень примитивную, регистрацию их начали во второй половине 80-х, уже при Брежневе. Кроме того, на руках у населения было с полмиллиона наградных пистолетов и револьверов. Это оружие сыграло ничтожную роль в самой опасной, профессиональной, преступности.

Превратить охотничье ружье в короткоствольное оружие – это два часа и одна ножовка. Самодельный пистолет из обрезка трубы сделать проще, чем сварить самогон. Два отчаянных подростка из Дагестана завалили из самоделки трех до зубов вооруженных ментов. За такой вопиющий непрофессионализм надо бы гнать взашей вплоть до Колокольцева. Не уволят никого, но свалят на оружие.

Между легализацией оружия для законопослушных граждан и распространением оружия в обществе – общего мало. «Паленые стволы» преступникам не нужны. Убивать из зарегистрированного нарезного оружия все равно, что оставлять на месте преступления записку с адресом и номером телефона. Криминальное сообщество современной России и так вооружено до зубов. Их жертвы безоружны. «Чистый» пистолет в Туле стоит 5000 рублей. Иной учитель пения, уставший от страха перед ночными подворотнями, и рад бы купить «макарыч», пусть втрое дороже, но – по закону. Низьзя! Все депутаты и министры вооружены, но за врачом и шеф-поваром право себя защитить – категорически отрицают.

Преимущества легализации владения короткоствольным нарезным оружием настолько очевидны, что даже нынешний самовлюбленный российский режим искусился бы ими – если бы не одно важнейшее обстоятельство. Именно оно поставлено первым номером в обосновании права американцев на оружие. Звучит оно так: «Вооруженный народ должен быть сильнее своей армии».

Это-то и пугает всех узурпаторов. Сделать из армии, тем более из полиции всяких там тонтон-макутов, мамлюков, чекистов – дело привычное. Но палач – не воин, а садист – не смельчак. Хотел бы я видеть этот наглый московский ОМОН, кабы он знал, что во Владике его ждут не понурые автослесари, а гордый и вооруженный народ. Только бы их во Владике и видели. В итоге Приморье не лишилось бы прекрасных японских внедорожников, а Путин прекратил бы прокачивать бюджет сквозь бездонную бочку безнадежного АвтоВАЗа.

Оружие для народа создает ситуацию, при которой управлять народом можно только с согласия самого народа. Но это вообще. В частности, оно учит экономику быть экономной.

С учетом последних доводов нет ни малейших шансов на то, что наши осмотрительные медвепуты пойдут на что-нибудь более серьезное, чем перешивка лампас с правой штанины Нургалиева – на левую. Хотя ничего таинственного и небывалого в реформе милиции нет. Я бы её провел за неделю – и с гарантированным успехом. Взял бы уставы полиции штата Нью-Джерси, США. Со всеми их достоинствами и недостатками. Перевел бы получше на родной русский. Отослал бы в Вологду вместе с инструктором из полицейского участка города Паттерсон. Народ в Верхневолжье умный, своего блага не упустит. Не прошло бы и полугода, как все вокруг бы заговорили: это ж надо! Окает совсем, как волгжанин, а не берет, как в Грузии.